середу, 12 серпня 2015 р.

Семь секретов Богини



Издательство "София" запускает в печать книги Дэвдатта Паттанаика "Семь секретов Богини". Это один из лучших знатоков индийской мифологии, вдохновитель известного сериала "Бог богов, Махадэв". Я публикую одну из глав, пока еще в не совсем причесанном варианте, в переводе Милы Кузьминой. В книге очень много иллюстраций, поясняющих древнюю и современную иконографию различных индийских форм Богини. Я привожу несколько образцов без перевода подписей, просто чтобы было понятно, какие это иллюстрации. Книга выйдет в конце сентября -- начале октября. Планируется серия из трех книг. Кроме Богини, будут еще "Семь секретов" Шивы и Вишну.




Секрет Кали. Природа равнодушна к взгляду человека

Кали — пожалуй, самая эффектная форма Дэви в индийской мифологии. Она обнажена, ее волосы распущены, она стоит или сидит на Шиве с серпом в руке, на ее шее — гирлянда из мужских голов, ее окровавленный язык высунут наружу.
Направлен ли ее язык на нас? Или мы — всего лишь свидетели? Кто определяет значение этого жеста, она или мы?
Для того чтобы понять Кали, имеет смысл изучить становление культа Дэви в Индии. А для этого нам придется оценить трансформацию индуизма за 4000 с лишним лет от добуддийского ведического этапа, когда ритуалы были важнее богов (дэвов), до постбуддийского пуранического этапа, когда преданность Богу (бхагавану) приобрела чрезвычайную важность, и далее — до колониального взгляда и реакции на него местных жителей.
Во время этого путешествия мы увидим, что идея Кали намного древнее, чем имя и форма, которые мы сегодня с ней связываем. Также мы увидим, как язык Кали трансформировался из оружия в символ мудрости, символ стыда.
***
Около 2500 года до н. э. вдоль берегов рек Инд и Сарасвати (последняя пересохла к 2000 году до н. э.) процветала городская цивилизация. Мы находим здесь глиняные фигурки обнаженных женщин в украшениях рядом с глиняными же изображениями быков. Быки олицетворяли необузданную мужскую силу. Женщины с их драгоценностями представляли собой одомашненную природу. Вместе они символизировали природное плодородие, которое люди жаждут контролировать ради собственного материального благополучия. Мы не находим никаких изображений, напоминающих Кали, но видим подтверждения конфликта между диким и одомашненным. Эти города прекратили свое существование к 2000 году до н. э., но элементы их культуры продолжали распространяться по Индостану.
Около 1500 года до н. э. скотоводы мигрировали из бассейнов рек Инд и Сарасвати в бассейн реки Ганг. Их связь с культурой городов Инда еще не окончательно установлена. Их гимны, известные как Веды, выражают страстное желание иметь коров, лошадей, зерно, золото и сыновей. С помощью огня (Агни) в качестве посредника они призывают воинственных богов вроде Индры и других мужественных небожителей значительно чаще, чем земных богинь. Но там есть упоминание некой Ниррити, которую признают, но во имя здоровья и процветания просят не приближаться. Ее имя означает «Разрушающая рити естественные ритмы природы».

Около 1000 года до н. э. брахманическая литература, связавшая гимны с ритуалами, уделила много внимания природе Ниррити. Она описана как темная и растрепанная, связанная с южными регионами, которые традиционно ассоциировались со смертью. Эту Ниррити часто отождествляют с Прото-Кали, особенно потому, что Кали в поздней литературе часто называют Дакшина-Кали — приходящей с юга, из земель бога смерти Ямы. Ниррити воплощает в себе человеский дискомфорт при встрече с темной стороной природы.
В «Джайминья-брахмане» есть история о Диргха-Джихви, то есть «Длинноязыкой», разгневавшей Индру тем, что она слизала сому, созданную во время огненного жертвоприношения-ягьи. Сома — это эликсир, даровавший всем, включая дэвов, долгую жизнь, счастье и здоровье. Чтобы одолеть ее, Индра посылает молодого человека по имени Сумитра. Но Диргха-Джихви отвергает его, потому что у него всего одно мужское достоинство, тогда как у нее много вагин, жаждущих удовлетворения. Тогда Индра дает мужчине много пенисов. Увидев преображение Сумитры, Диргха-Джихви очень довольна. Они занимаются любовью. Как только Диргха-Джихви во время полового акта на мгновение оказывается обездвижена, это дает Сумитре возможность убить ее. Эта история также ассоциируется с Прото-Кали благодаря упоминанию языка и необузданной сексуальности. Здесь снова проявляется мужское беспокойство перед лицом женской сексуальной и репродуктивной мощи.
Около 500 года до н. э. в Индии распространяются буддизм и другие аскетические традиции, отвергающие материалистическую одержимость общества. Становятся популярными такие слова, как карма и мокша. Много говорят о медитации, зависимости и освобождении. Ягья постепенно теряет популярность.
Именно в это время имя Кали впервые появляется в литературе Упанишад, но это имя одного из многих языков Агни (бога огня). В поздней иконографии мы находим Кали с языками пламени вместо волос. Сейчас можно лишь догадываться, есть ли связь между огнем по имени Кали и Кали с огненными волосами.
***
Постбуддийский период стал свидетелем появления литературы Пуран. Эти книги повествовали о едином всемогущем божестве — Боге, который приходит на помощь своим почитателям. Все люди представляли себе Бога по-разному. Для одних верховным божеством был отшельник Шива. Для других — семьянин Вишну. А для третьих это была Богиня, Дэви. Каждая традиция стремилась к верховенству. Соответственно, появились истории о том, как Дэви уничтожила асуров, которых не могли победить ни Шива, ни Вишну. Среди многочисленных форм Дэви были Кали и подобные ей богини.
Происхождение Шивы, Вишну и Дэви с их многочисленными аспектами можно проследить в ведической литературе, тогда как истоки грама-дэвов — деревенских божеств Индии — следует искать в устной традиции, возможно, более древней, чем самые ранние ведические гимны. Встраивание культов грама-дэвов в религиозный мэйнстрим было характерно для данного периода, и нет ничего необычного в том, чтобы встретить в буддийской, джайнской и индуистской мифологиях очень похожих богов и богинь.
Самые ранние пуранические истории можно найти в эпосах «Рамаяна» и «Махабхарата», датируемых между 300 годом до н. э. и 300 годом н. э. В них мы встречаем богиню Каларатри, появившуюся в последнюю ночь битвы при Курукшетре, когда Ашваттхама безжалостно убивает спящих сыновей Пандавов. В тамильской литературе Сангам, созданной примерно в это же время, упоминается Богиня Корравай с пламенем вместо волос, связанная с полем брани. И Каларатри, и Корравай — это богини, подобные Кали, отождествляемые с яростью и насилием.
Начиная примерно с 300 года н. э., когда были составлены ранние Пураны, Кали упоминается как абстрактная богиня. Она появилась из спутанных волос Шивы вместе со своим братом Вирабхадрой, и вместе они нападают на ягью Дакши и разрушают ее. Согласно «Дэви Махатмье», входящей в «Маркандея-пурану», она родилась изо лба Дурги для того, чтобы убить демонов Чанду и Мунду. «Дэви Махатмья» также рассказывает самую известную историю о языке Кали. 

Асура по имени Рактабиджа получил благословение Брахмы: если капля его крови (на санскрите ракта) упадет на землю, она превратится в семя (биджа) и породит копию его самого. Ни один дэв не мог победить Рактабиджу. Любая попытка поразить его с помощью оружия только ухудшала ситуацию. Поэтому дэвы во главе с Индрой пошли к Брахме, который выразил свою беспомощность и направил их к Вишну. Вишну также ничем не смог помочь и перенаправил их к Шиве. Но и Шива не взялся решить задачу и воззвал к Богине. И Богиня отправилась на битву в двух формах. Первой формой была многорукая Чанди верхом на тигре, готовая к сражению. Второй формой была Кали с высунутым языком. Чанди разила многочисленных Рактабидж своим оружием, обезглавливая их. Кали же пила кровь каждого Рактабиджи, прежде чем она касалась земли. Таким образом копии Рактабиджи перестали появляться и асура был уничтожен. Богиня сделала гирлянду из многочисленных голов асуры и носила ее как украшение. 

Около 500 года н. э. началось создание тантрической литературы. В отличие от Пуран, уделявших больше внимания внешнему миру и таким понятиям, как преданность Божеству и паломничество, Тантры были посвящены оккультизму и алхимии. Здесь мы находим Кали и подобных ей богинь, таких как Тара, Чамунда и Чиннамастика, появляющихся с все возрастающей частотой в числе трех, семи, девяти, десяти, шестидесяти четырех богинь, известных как Три-Дэви, Три-Амбика, Матрики, Махавидьи и Йогини. Эти группы включают благосклонных и дарующих плодородие богинь наряду с богинями злобными и ужасными. Хотя эти богини также упоминаются в Пуранах, их сущность тщательно исследуется именно в Тантрах, демонстрирующих более глубокое восприятие природы, секса и насилия.

Эти богини представляют собой народные божества, олицетворявшие дикие и культивированные места, которые постепенно были встроены в пураническую, тантрическую и даже буддийскую литературу. В «Махабхарате» мы читаем, как сын Шивы Сканда сообщает группе подобных диких богинь, что если им не будут поклоняться, то они вольны причинять вред беременным женщинам и детям. В буддийской литературе мы встречаем пожирающую детей демоницу Харити, которую Будда превращает в демоницу, защищающую детей.
К 1000 году н. э. Кали выходит на первый план и становится независимой богиней. В «Калика-пуране» она предстает как изначальное, самое совершенное воплощение Богини. Иногда к ней обращались как к Махакали, чтобы выделить ее среди других Кали. От всех других богинь ее отличали нагота, распущенные волосы, ее жажда крови, ее необузданная похоть, высунутый язык, а также то, что она доминировала над мужским божеством в форме Шивы или Бхайравы. Она либо попирала его одной ногой, либо стояла на нем, либо сидела верхом. При этом он не является побежденным ею демоном. Он — ее супруг, тот, кого она пробуждает. Она — та Богиня, что делает его Богом.
К тому периоду, который в истории индуизма связан с сооружением грандиозных храмовых комплексов, Дэви отождествляют с природой, а Кали является изначальной формой природы — до культуры и за пределами культуры, нетронутой правилами и мнениями человечества. Она — сила, грубая и стихийная, обожествляемая и пугающая. Человеческое общество создано внутри нее, и в конце концов она поглощает его.
***
Зачастую нелегко отличить Кали от подобных ей богинь в пуранической и тантрической литературах. Похоже, они принадлежат одному континууму.
С Кали часто связывают Бхайрави. Но если Кали изображают стоящей или сидящей на Шиве, то Бхайрави и Шива предстают как пара — в местах сожжения мертвых или блуждающими в глуши. Бхайрава — одно из имен Шивы. В паре они пробуждают друг в друге насилие, сексуальность и равнодушие к одобрению общества. Их изображения можно наблюдать даже на стенах джайнских храмов, что свидетельствует об их популярности. На юге Индии  Бхайрава часто предстает с человеческой головой в руке. Говорят, что это голова Брахмы, который посмел возжелать Бхайрави. Согласно некоторым мифам, эту голову нельзя положить на землю, и поэтому Бхайрава и Бхайрави держат ее по очереди; когда они устают и кладут ее на землю, миру приходит конец.
Имя Чиннамастика означает «Обезглавленная». Она сама отрубает себе голову, и ее голова пьет кровь, хлещущую из шеи. Таким образом, она сама убивает и сама же питает себя, олицетворяя тот аспект природы, в котором жертва погибает для того, чтобы накормить хищника. В природе насилие становится насыщением и способствует выживанию. Чиннамастика также восседает на Каме и Рати, боге и богине желания, во время их совокупления. Здесь женщина всегда сверху, свидетельствуя, что она является активным партнером, инициатором полового акта, а не пассивной стороной, принимающей мужскую страсть. Половой акт направлен не на получение удовольствия, а на продолжение рода, на поддержку вращения колеса жизни. Как и в самой природе, секс является средством воспроизводства и выживания.

Тара неотличима от Кали, хотя в тантрической литературе они имеют разные имена. Она одновременно является буддийской и брахманической богиней. Буддийская Тара пробуждает в Будде сострадание и преображает его в Бодхисаттву, который откладывает свое собственное освобождение, чтобы помочь людям выйти из океана страдания. Схожим образом индуистская Тара пробуждает сострадание в Шиве и преображает его в заботливого семьянина. В Бенгалии и Ориссе некоторые считают Тару более мягкой и досупной формой Кали, которую не нужно опасаться и которую могут призывать на помощь не только отшельники, но и семейные люди.
Чамунда отличается от Кали своим изможденным внешним видом. Она истощена, сидит на трупе или на горе трупов, а вместо пупка у нее скорпион. Эта форма словно воплощает собой упадок, разложение и засуху. Ее связывают с псами, которые пожирают трупы после сражения или эпидемии. Она вызывает отчаяние и страдание.
***
Поскольку храмы сооружались в качестве святилищ Шивы, Вишну и Дэви, возникла насущная необходимость установить взаимоотношения между тремя важнейшими божествами индуизма. Аскетичная природа Шивы связала его с дикими аспектами Кали. Если она была природой (пракрити), равнодушной к сознанию, то он воплощал сознание (пуруша), независимое от природы.
В более маскулинной шиваитской литературе природа изображена пассивной и даже подчиненной. Шива делает возможным одомашнивание природы по просьбе Брахмы и других дэвов. Так, у нас есть истории о том, как Шива устраивает танцевальное соревнование с Кали только для того, чтобы одержать над ней победу, принимая такие позы, которые Кали не решается принять из стыда. Также существуют легенды, в которых Шива принимает облик прекрасного мужчины или очаровательного ребенка и обуздывает Кали, пробудив в ней супружеские или материнские чувства. В этой литературе другого субъекта просто не существует. Все живые существа и сама природа — лишь объекты, окружающие субъект. Все и вся нуждается в контроле.
В более же фемининной шактистской литературе природа активна. Кали хочет, чтобы Шива обратил на нее внимание ради блага человечества. Равнодушный, он ничем не отличается от трупа (шава). На более откровенных тантрических изображениях Кали не просто стоит на Шиве, она сидит верхом, намереваясь совокупиться с ним. Только соединившись с ней, он становится Шивой — «Благим». Кали сидит верхом на Шиве и нежно просит его соединиться с ней, признать ее желания и удовлетворить ее. Она отказывается быть незаметной. Эта литература пробуждает сознательность мужчины, человеческую способность быть чувствительным и заботливым, уделять внимание другим. Здесь природа тоже является субъектом, как и окружающие существа. Все и вся имеют душу, которая нуждается в уважении.
Литература как шайвов, так и шактов повествует о том, как мудрецы наткнулись на Шиву и Шакти, занимавшихся любовью. Вот две разные версии того, что было потом.
По одной из версий, Богиня смутилась. Поэтому она закрыла свое лицо цветком лотоса. Шива не остановился, и тогда риши (мудрецы) провозгласили, что Шиве будут поклоняться только как символу, но не в человеческой форме. Эта история объясняет имя Ладжджа-Гаури, («Скромная Гаури»), данное мужчинами-археологами глиняному изображению Богини с широко разведенными ногами, словно она готова принять мужчину или родить ребенка, и с лотосом вместо лица. Также она объясняет, почему Шиве поклоняются в форме вертикального камня (лингама, фаллоса), стоящего на основе в форме листа (а на самом деле — йони, вагины) и лишь изредка в человеческой форме.

Согласно другой версии, Богиня не смутилась. Она просто высунула язык, то ли для того, чтобы бросить вызов неодобрению мудрецов, то ли в шутку, в удивлении от того, что они стремятся осуждать природу, поскольку она сама и есть природа, равнодушная к мнениям людей. Здесь язык Кали — символ насмешки над ограниченностью и самонадеянностью человеческих взглядов. Он напоминает нам, что природа суверенна. В природе секс и насилие обеспечивают выживание сильнейших. Человеческий взгляд оценивает секс и насилие с точки зрения морали, этики и эстетики. Пусть так, но у людей нет другого выбора, кроме как подчиниться сексу и насилию для того, чтобы выжить.
Эти две версии отражают конфликт в отношении к сексуальности, возникший в постбуддийский период, когда начало расти влияние монашеских сект. В рамках одной традиции, особенно в Бенгалии, можно наблюдать две формы Кали. В одной форме она попирает Шиву левой ногой и держит серп в правой руке, а в другой попирает Шиву правой ногой и держит серп в левой руке. Первая считается более грозной, ее имя — Смашан-Кали, то есть «Кали из мест кремации». Вторую считают более внимательной к культурным нормам и зовут ее Бхадра-Кали — «Скромной Кали». Ее также называют Тарой, связывая ее с сострадательной буддийской богиней. Смашан-Кали — это природа, постепенно поглощающая человечество. Бхадра-Кали — природа, снисходительная к человеческим недостаткам. Смашан-Кали дика и свободна, она не подвластна приручению. Бхадра-Кали предлагает силу, чтобы справиться с ограничениями одомашненной жизни.

В Кали-Кула-Тантре — тантрическом поклонении Кали — цель эротизма не в потворстве своим желаниям или отвержении их, но в желании противостоять глубочайшим страхам человека. Требовалось, чтобы соискатель порвал с любыми общественными институтами, традициями и верованиями, которые гарантировали ему безопасность. Преуспев в этом, он становился героем (вира). Встреча лицом к лицу с собственными страхами возносила виру к мудрости. Встреча с Кали превратила глупца в одного из величайших поэтов Индии. Калидаса («Слуга Кали») жил примерно в V веке н. э., в эпоху династии Гупта, и много писал об освобожденной любви и влечении в мире, скованном правилами и иерархиями. Подобное столкновение могло также превратить виру в раса-сиддху — того, кто познал тайны алхимии. Вот почему Кали была также почитаемым божеством в Натха-Сампрадайе — монашеской секте, возникшей примерно в X веке и состоявшей из странствующих йогов, которые чтили таких мудрых и могущественных учителей, как Матсьендра-Натх и Горакха-Натх.
Согласно еще одной легенде, у Кришнадэварайи, правителя империи Виджайянагара в XVI веке, был придворный шут Тенали Раман, который обрел мудрость, потому что был не напуган, а скорее изумлен видением Кали.
***
Поскольку Кали была связана с Шивой, она не могла быть связана с соперничавшим с Шивой божеством — Вишну. «Бхагавата-пурана» повествует о том, как Вишну в форме Кришны сражается с подобной Кали богиней, защищавшей почитателя Шивы по имени Бана, чья дочь Уша влюбилась в красивого внука Кришны Анируддху и похитила его.
И все же персонаж, наиболее интимно ассоциирующийся с самым популярным аватаром Вишну — Кришной, — имеет все характеристики Кали, если не внешние, то внутренние. Ее имя — Радха.
Начиная с XII века Радха фигурирует в произведениях, написанных на пракритах, и в индуистском воображении. Но ее подлинная популярность начинается с санскритского произведения XIII века «Гита Говинда», описывающего в интимных подробностях ее тайный ночной флирт с Кришной. Образы пастушек-гопи, теряющих сознание от любви к Кришне, тайно убегающих из дома по ночам и танцующих вокруг него под звуки его флейты в лесах на берегу реки, были известны до появления Радхи. В «Бхагавата-пуране», датированной примерно XII столетием, нет упоминаний Радхи, но описывается танец раса-лила, пробуждающий различные настроения — такие как бхакти (преданность), шрингара (эротизм), мадхурья (нежность) и вираха (желание, вызванное разлукой).
С появлением Радхи возникает новый оттенок мифа. В отличие от услужливых гопи, которые жаждут стать собственностью, Радха требовательна. Она ссорится с Кришной, и Кришна старается успокоить ее, иногда даже надевая ее одежду или падая к ее ногам. В отличие от самодостаточного героя более ранних произведений, в отсутствие Радхи он теряет рассудок. Когда по зову долга Кришна вынужден покинуть деревню Вриндаван и отправиться в город Матхуру, плачут гопи, но не Радха. Кришна обещает вернуться, но Радха знает, что этого не случится. Когда Кришна не возвращается и присылает Уддхаву утешить горюющих пастушек, Радха предостерегает его от того, чтобы предлагать интеллектуальные лекарства для их эмоционального отчаяния: она отстаивает свое право чувствовать разочарование и гнев, но при этом не держит обиды на своего Кришну. Она не ждет его возвращения. Она называет его медоносной пчелой, природа которой — летать от цветка к цветку, ей же, цветку на ветке дерева, ничего не остается, кроме как тосковать по нему, томиться воспоминаниями и несбывшимися мечтами и искать в них опору. Так она становится воплощением истинной, безусловной, всепоглощающей любви.
Более поздние поэты, такие как Видьяпати и Чандидас, осветили скандальную природу взаимоотношений Радхи и Кришны. В одних песнях она описана как замужняя женщина, в других — как женщина старше Кришны, а в некоторых устных преданиях — как его тетя, жена брата Яшоды. Все это делает их отношения внебрачными, межпоколенческими и кровосмесительными, нарушающими все границы, навязанные обществом — словом, весьма тантрическими.
Не все были довольны таким нарушением границ. Гремели яростные споры о том, являлась ли Радха паракия (принадлежавшей другому) или свакия (принадлежавшей Кришне). Народные традиции и региональная литература спокойно воспринимали идею Радхи, бывшей женой другого мужчины, но в поздних Пуранах, таких как «Брахмавайварта», были предприняты согласованные усилия показать, что Радха и Кришна являлись половинками изначального космического существа, принадлежащими друг другу на небесах, но разлученными на земле. Это отражает то неудобство, которое любые тантрические проявления вызывали в обществе, и указывает на связь Радхи с Кали (несмотря на то, что Радха полностью одета).

Интересно отметить, что образ Радхи возникает после прихода в Индию ислама, что стало причиной того, что индийские женщины, особенно жительницы северной части субконтинента, начали носить покрывала. Храмы, отражавшие тантрическую иконографию, сносились, чтобы удовлетворить становившийся все более консервативным образ мысли. И все же появляется Радха, из-под покрывала отвергающая условности, покидающая внутренний дворик, чтобы быть с Кришной в лесу, за пределами влияния структур и иерархий деревни.
Идея Радхи первоначально расцвела на пригангских равнинах. Но возникла она в восточных регионах Орисса, Бенгалия и Ассам, которые были известными центрами Тантры и поклонения Кали. Джайядэва, написавший «Гита Говинду», жил рядом с храмом Джаганнатхи в Пури (Орисса), знаменитым своими храмовыми танцовщицами, которые были не связаны ни с одним мужчиной и были посвящены исключительно храму.
Позднее страстная любовь Радхи к Кришне сыграла настолько важную роль в традиции Чайтаньи, что даже мужчины стали отождествлять себя с Радхой, признавая, что Кришна является единственным истинным, целостным и совершенным мужчиной. Психологическая интенсивность этой романтической любви не имела физического отражения; на самом деле как Чайтанья в Бенгалии, так и Шанкардэв в Ассаме прославляли воздержание и целибат, проистекающие из истинной любви к Кришне. Таким образом усмирялись открытые тантрические традиции; впрочем, идея Кали, равнодушной к общественным условностям, оставалась в сознании.
К XV веку версии «Рамаяны» и «Махабхараты», написанные на региональных языках, начали отождествлять с Кали своих опозоренных героинь, Ситу и Драупади. В «Адбхута-Рамаяне», если Рама убивает десятиголового Равану, то Сита способна убить Равану с сотней голов. В тамильской «Махабхарате» Драупади по ночам превращается в Кали и обнаженная бегает по лесу, пожирая слонов и буйволов, когда ее расстраивают ее мужья — пятеро Пандавов. Именно эта часть Драупади вынуждает ее поклясться, что она вымоет волосы в крови своих обидчиков. Фактически в этих традициях речь идет о том, что Вишну воплощается в своих аватаров, таких как Парашурама, Рама и Кришна, только для того, чтобы удовлетворить кровожадность Кали, жаждущей пить кровь тех мужчин, которые относятся к ней без должного уважения.
***
В то время как ритуалы Тантры, в которых Кали играла центральную роль, были известны многим, а тантрические символы можно было обнаружить в деревнях по всей Индии, значение этих ритуалов и символов оставалось эзотерическим. Оно было известно лишь очень немногим людям, посвященным в мистерии Тантры, которые не желали или были неспособны связно делиться с массами своим пониманием и предпочитали передавать его лишь серьезно настроенным ученикам и практикующим. Так что было лишь вопросом времени, когда связь Кали с Тантрой приведет к тому, что она окажется за пределами культурных норм, где неприменимы традиционные законы этики и морали. Из запрещающей силы Кали превратилась в силу запрещенную.

Существуют истории, например, в «Океане Сказаний» («Катха-сарит-сагар»), датированном XI веком, в которых колдуны и воры стремятся вызвать Кали и получить от нее магические силы, предлагая ей кровавые жертвы в местах сожжения мертвых. В средневековых региональных «Рамаянах», таких как «Адбхута-Рамаяна», написанная в XV столетии, мы встречаем историю Махираваны, царя подземного мира и великого мага, которого Равана подстрекает принести Раму в жертву жестокой и сексуальной Кали, но невозмутимому Хануману, давшему обет безбрачия, удается перехитрить их.
Когда в XVI веке европейцы пришли в Индию, они не смогли понять образ Кали, особенно ее наготу и жестокость, столь далекие от образов покорной, целомудренной Марии и ее сына Иисуса, который для них олицетворял Бога. Кали ужасала их, усиливая их предрассудки по отношению к местным «дикарям». Они были убеждены, что индусы поклоняются дьяволу и одобряют человеческие жертвоприношения. Это поверье усиливали средневековые санскритские повести и пьесы, в которых колдуны приносили мужчин и женщин в жертву Кали, чтобы получить магические силы. Военные рапорты XIX века повествуют о банде грабителей с большой дороги в северной Индии, известных как тхаги (туги), которые поклонялись Кали и приносили ей человеческие жертвы в обмен на ее покровительство. Такие романы, как «За восемьдесят дней вокруг света», усилили образ Кали — дикой богини диких аборигенов. Все это работало на оправдание колонизации как «бремени белого человека» распространять цивилизацию.
Сейчас ученые сомневаются, действительно ли существовала эта «секта смертоносных грабителей» или она была изобретением гиперактивного колониального воображения, готового думать худшее о тех, кого требовалось поработить. Вполне возможно, что тхаги были знаменитыми ворами, которыми двигала не религиозная догма, а бедность, и которые поклонялись Кали так же, как и все вокруг. Но образ банды убийц, поклонявшихся Кали, оказал такое мощное воздействие, что до сих пор вдохновляет не только Голливуд (фильм «Индиана Джонс и Храм Судьбы», 1984), но даже и Болливуд («Sunghursh», или «Революция», 1968).
Подобный колониальный взгляд смущал коренных жителей Индии, в особенности молодых людей из привилегированных классов Бенгалии, которые получали образование в английских школах и были привержены европейским идеям. Они создали новый образ Кали.
В XVIII веке Кали стала объектом почитания. Она вдохновляла поэтов, таких как Рампрасад Сен, в результате чего был создан новый музыкальный жанр — шьяма-сангит. Слово шьяма означает «темная», и это одно из многих имен Кали. Здесь Кали воспринималась не с точки зрения силы, а с точки зрения любви. Несмотря на ее яростную форму, вызывавшую страх и отвращение, к ней обращались как к нежной матери, дарующей высшую мудрость своим беспомощным детям самым необычным способом — отказывая им в материальных удовольствиях и бросая их лицом к лицу с ужасом существования. Это та Кали, о которой говорили Вивекананда и его гуру Рамакришна Парамаханса. Подобная преданность Кали, очевидно, была продолжением масштабного движения бхакти, которое охватило Индию начиная с XIII века, но оно главным образом фокусировалось на Шиве и Вишну. Трансформация Кали в любящую мать в религиозной литературе Бенгалии, на первый взгляд отрицавшая ее пугающую форму, действительно на одном уровне отражает попытку умиротворить неодобрительный взгляд колониальных господ. На другом же уровне, возможно, эта трансформация возникла из желания объяснить человеческие страдания — например, голод в Бенгалии в 1770 году, ставший результатом политики чрезмерного налогообложения Ост-Индской компанией и унесший жизни десяти миллионов человек.
В традиции шьяма-сангит возникло совершенно новое объяснение высунутого языка Кали. Согласно этой версии, после убийства асуров, опьяненная их кровью Кали впадает в бешенство. В страхе все живые существа умоляют Шиву остановить ее. Тогда Шива падает наземь у нее на пути. Она наступает на него, осознает, что наступила на собственного мужа, и ее настолько смущает собственный поступок, что она кусает свой язык. Это делает высунутый язык Кали символом смущения и даже стыда, поскольку прикосновение ногой в традиционном индуистском домашнем укладе считалось знаком неуважения, особенно по отношению к мужу, который воспринимался как пати-парамешвар — супруг-Бог. Эта история коренится в патриархате. Она рассматривает поведение Кали как трансгрессивное, неподобающее культурным женщинам. И она взывает к чувствительности тех, кто был воспитан по-новому, на европейский лад.
С подъемом освободительных движений многие националисты восприняли западное неодобрение образа Кали. Но они придали ему новый ракурс. Такие писатели, как Банким Чандра, визуализировали Кали как Мать Индию, изможденную, нагую и растрепанную, потому что британские правители, подавлявшие и эксплуатировавшие ее, довели ее до нищеты. 

В постколониальное время, с появлением феминистского движения Кали стала олицетворением революции и ниспровержения старых порядков. Со своей наготой и отказом подчиняться мужскому взгляду она стала символом свободы женщин и в Индии, и за рубежом. Ее воспринимали как воплощение дикой женской энергии, которую еще не принудили соответствовать патриархальным нормам. Также в ней видели женскую энергию, которая постепенно одержит победу над гегемонией мужчин.
Кали все больше становится частью глобального неоязычества и неофеминизма, стремясь не противостоять мужскому началу, но принять его в свое лоно. Она воспринимается как воплощение женской целостности и автономии, которое не нуждается в мужском взгляде, чтобы каким-либо образом определить себя. В этих движениях мужчин и женщин поощряют освободиться от условностей культуры, изжить мужское беспокойство относительно иерархий и самоутверждения, снова открыть в себе стихийную женскую энергию природы и любить жизнь такой, какая она на самом деле.

середу, 5 серпня 2015 р.

Карты «Висконти – Сфорца»

Карты «Висконти – Сфорца»

Андрей Костенко

Написано специально для журнала «Хроники Таро»


В последнее время в Интернете и даже в печатной литературе часто можно встретить упоминание о «древнейшей колоде Таро», которая называется «Висконти — Сфорца». Мне хотелось бы помочь начинающим тарологам разобраться с этим понятием и отделить, как говорится, мух от котлет.

Почему «Висконти — Сфорца»?

Эти два слова — фамилии итальянских аристократических семей, для членов которых изготавливались по разным поводам колоды карт, как сейчас принято говорить, «в эксклюзивном исполнении».
Висконти были герцогами Милана с конца XIV столетия. Третий и последний представитель этой династии, Филиппо Мария Висконти, правил с 1412 по 1447 годы.
Сфорца («Сила») — это прозвище, данное в 1387 году кондотьеру (наемному воину) Музио Аттендоло, который сражался на стороне Висконти в одной из междоусобных войн. Музио Сфорца был настоящим «солдатом удачи»: он храбро служил тому феодалу, к которому нанимался на службу, но если его что-нибудь не устраивало, он мог и перейти на сторону врага. Так, однажды он переметнулся от папы Иоанна XXIII (позже, что показательно, признанного антипапой, то есть папой-самозванцем) к королю Неаполя. Понтифик заказал художнику карикатуру, на которой изменник Сфорца был изображен повешенным за одну ногу — так в Италии поступали с предателями с незапамятных времен (в ХХ веке такая участь постигла Муссолини и его приспешников). Сходство сюжета этой карикатуры с картой Повешенный несомненно. Кстати, в ранних списках карт Таро эта карта именовалась именно Предателем.
После смерти Музио Аттендоло в 1424 году его прозвище (Сфорца) по указу королевы Иоанны II Неаполитанской получило статус наследуемой фамилии. Сын знаменитого солдата удачи, Франческо Сфорца, тоже стал кондотьером. В 1432 году он был помолвлен с Бьянкой Марией Висконти, незаконнорожденной дочерью упоминавшегося выше третьего миланского герцога Филиппо Висконти, а в 1441 году женился на ней. Так породнились две фамилии, давшие название одному из самых старых типов колод Таро. В 1447 году герцог Филиппо умер, не оставив прямого наследника, и в 1450 году Франческо удалось захватить власть в Милане. Предполагают, что «Пирпонт Морган — Бергамо», самая полная из колод «Висконти — Сфорца», сохранившихся до наших времен, была заказана художнику по случаю коронации Франческо Висконти-Сфорца (1450) либо в честь 10-летия свадьбы Франческо и Бьянки Марии (1451). Другая колода, «Кэри — Йель», могла служить свадебным подарком третьего миланского герцога Филиппо Висконти Марии Савойской (1428). К таким предположениям историков привело изучение геральдических элементов, присутствующих на картах.

Почему «древнейшая колода Таро»?

Для начала замечу, что в данном случае правильнее было бы говорить «Тарокки» (Tarocchi), поскольку «Таро» (Tarot) — французское слово, появившееся, как и французские карты, много позже. Ну да неважно, пусть будет «Таро» как родовое название. А вот древнейшие ли это карты? В предыдущем разделе мы привели несколько возможных дат и назвали карты «Висконти — Сфорца» одним из самых старых типов колод. И это справедливо. Все-таки первая половина или середина XV века! Но надо учитывать и то, что в те же годы в Италии уже могли существовать не только «эксклюзивные», живописные колоды для аристократов, но и «ширпотребные», для простого народа, печатавшиеся с деревянных или металлических матриц и грубо раскрашивавшиеся под трафарет.  Конечно, у карт, созданных известным художником по случаю памятной даты для крупного феодала, было просто больше шансов сохраниться для потомков, чем у дешевых колод, штамповавшихся для развлечения простых горожан. Самые ранние дошедшие до нас образцы последних датируются концом XV века — началом XVI. И это не отдельные карты, а неразрезанные испорченные листы, которые сохранились только благодаря тому, что их не выбросили, а экономно использовали для изготовления переплетов книг. Образец вы можете увидеть на иллюстрации.
Тарокки из собрания Метрополитен-музея в Нью-Йорке. Конец XV — начало XVI вв.
Резюмируем: «Висконти — Сфорца» может быть, а может и не быть «древнейшим» Таро (Тарокки). И стоит говорить не о «колоде», а об историческом типе колод с как минимум одной интересной вариацией, о которой мы скажем пару слов ниже.

Различные группы карт «Висконти — Сфорца»

Итак, «Висконти — Сфорца» — это собирательное название дорогих подарочных карт Тарокки, которые рисовались вручную по поводу знаменательных событий в жизни миланских правителей XV века. Таких карт в настоящее время известно более 270, они делятся на 15 групп. В самой большой группе 74 карты, и это почти полная колода Тарокки.  Не хватает всего четырех карт:  Дьявола, Башни, Рыцаря Монет и Тройки Мечей. В настоящее время эта колода хранится в трех различных коллекциях: 35 карт — в Библиотеке Пирпонта Моргана (Нью-Йорк), 26 карт — в Академии Каррара (Бергамо, Италия) и 13 карт — в семье Коллеони, тоже в Бергамо.  Поэтому ее и принято называть «Пирпонт Морган — Бергамо» (сокращенно ПМБ).
Карты Сила и Смерть из колоды ПМБ. Предполагают, что на карте Сила изображен сам Франческо Сфорца.
В другой группе 67 карт, и все они хранятся в Коллекции Кэри в Йельском университете (США), отсюда и название «Кэри — Йель» (сокращенно КЙ).

Карты Сила и Смерть из колоды КЙ
В остальных группах карт еще меньше. Пять «групп» состоят всего лишь из одной карты. Предполагают, что малые группы — это не остатки полных колод, а образцы, которые художники показывали потенциальным заказчикам. Каждая группа имеет свое условное название, как правило, указывающее на коллекцию, в которой находятся карты в настоящее время. Ниже я перечислю крупнейшие из групп с указанием количества сохранившихся карт:
Название
Всего карт
Из них козырей
«Пирпонт Морган — Бергамо»
74
20 
«Кэри — Йель»
67
11
«Брера — Брамбилья»
48
2
«Розенталь»
23
5
«Ломбардия I»
23
15
«Ломбардия II»
4
2
«Виктория и Альберт»
4
2
«Бономи»
4
2

Карта Смерть из группы «Виктория и Альберт»

Современные издания

В XX — XXI веках колоды «Пирпонт Морган — Бергамо» (ПМБ) и «Кэри — Йель» (КЙ) выпускались в нескольких репринтных, реставрированных и стилизованных изданиях, для которых различные современные художники в меру своего таланта дорисовывали недостающие карты. Об этом рекомендуется помнить тем, кто берется анализировать «сакральный символизм древнейших карт Таро». Сначала убедитесь, что анализируемая вами карта действительно сохранилась с XV века.

Загадки колод «Висконти  — Сфорца»

Ни в одной из групп «Висконти — Сфорца» карты не пронумерованы и не подписаны. Нумерация козырей в современных изданиях позаимствована из более позднего Марсельского Таро, но на самом деле точно неизвестно, в какой последовательности располагались козыри «Висконти — Сфорца». (Об этом мы поговорим в другой раз.) Собственно говоря, неизвестно даже, было ли этих козырей 22, как в классическом французском Таро. А вот об этом мы поговорим прямо сейчас. Что заставляет исследователей предполагать, что этих карт могло быть не двадцать две?
Странные карты
Прежде всего то, что в колоде КЙ присутствуют три странные карты, которые, хотя и могут соответствовать Папе, Звезде и Папессе, выглядят очень необычно для колод Таро и Тарокки. Но зато они очень похожи соответственно на Веру, Надежду и Милосердие (Любовь)  из колод Минкиате, которые известны в Италии как минимум с XVI века. Есть одно историческое свидетельство, позволяющее предположить, что художник Марциано да Тортона нарисовал колоду Минкиате для третьего герцога Висконти еще в начале XV века, то есть даже до появления колод «Висконти — Сфорца».

Минкиате — это, в принципе, те же Тарокки, только в колоде не 22 козыря, а целых 41 (добавлены четыре стихии, двенадцать знаков зодиака и три богословские добродетели: те самые Вера, Надежда и Милосердие). Может ли быть так, что колода КЙ гораздо более неполна, чем мы думаем? Может ли она быть колодой не Тарокки, а Минкиате?  Или каким-то промежуточным вариантом? На эти вопросы пока нет ответа…
Недостающие карты
Ничто не мешает нам отнести эти же вопросы и к колоде ПМБ. Мы думаем, что в ПМБ не хватает двух козырей — Дьявола и Башни. Но, может быть, не хватает еще каких-то?  Может, в этой колоде тоже первоначально были карты трех добродетелей? Или еще какие-то?
Любопытно, кстати, что Дьявола и Башни не сохранилось ни в одной из пятнадцати групп карт «Висконти — Сфорца». Существует мнение, что таких карт в миланских эксклюзивных колодах никогда и не было! Возможно, их просто не рисовали. Возможно, заказчики или кто-то из владельцев колод уничтожали эти две карты.  Но почему? Еще одна загадка...  Если изображения дьявола и разрушенной молнией башни пугали чувствительных миланских аристократов, то почему запрету не подверглась еще одна «мрачная» карта — Смерть? Или отсутствие двух карт во всех неполных и почти полных колодах «Висконти — Сфорца» — простое совпадение и они все-таки существовали, но были утеряны?
Замененные карты
Следующая загадка колоды ПМБ: шесть карт явно нарисованы другим художником и, возможно, являются более поздними (поскольку намного лучше сохранились). Это Сила, Умеренность, Звезда, Луна, Солнце и Мир.
Можно предположить, что первоначальные карты были утрачены или кого-то из их владельцев чем-то не устроили их сюжеты. Возможно, это был тот же владелец, который удалил из колоды Дьявола и Башню, — если, конечно, они были удалены. Но есть теория, согласно которой не только двух «удаленных», но и шести «замененных» козырей изначально не было.  

«5 × 14»

Как считает создатель этой гипотезы, немецкий исследователь Таро и Ицзина Лотар Тайкемайер (основатель замечательного сайта trionfi.com, который я очень рекомендую всем, кто интересуется ранней историей Таро в Италии),  изначально козырей в колоде ПМБ было всего 14 и они составляли пятую масть (в остальных мастях было тоже по 14 карт: 10 очковых плюс 4 фигуры). Надо заметить, что в Италии XV века были распространены карточные игры, называвшиеся Трионфи («Козыри»), в которых помимо четырех обычных мастей была одна козырная. Тайкемайер предполагает, что Тарокки ПМБ — это лишь один из вариантов Трионфи.
14 козырей ПМБ, как он считает, делились на следующие группы:
Пять персон

1. Фокусник (Маг)
2. Папесса
3. Императрица
4. Император
5. Папа
Пять состояний судьбы

6. Любовь, Брак (Влюбленные)
7. Триумф (Колесница)
8. Справедливость
9. Время (Отшельник)
10. Колесо Фортуны
Три врага

11 (0). Глупость (Дурак)
12. Предательство (Повешенный)
13. Смерть
Одно спасение

14 (20). Ангел  (Страшный Суд)
В первой группе главным был Фокусник. Остальные четыре персоны соответствовали четырем картам двора и четырем младшим мастям. Их символы лежат у Фокусника на столе. Вторую группу как бы суммирует Колесо Фортуны. Посмотрите на карту: Любовь возносит маленького человечка  на колесе слева, Триумф дает ему недолго царствовать наверху, Справедливость отправляет вниз на колесе справа, а Время (старик, на спине которого и стоит колесо) завершает цикл его жизни.
Колесо Фортуны в колоде «Брера — Брамбилья»
Сумма значений всех карт от 1 до 14 составляла 105 очков. Тайкемайер предполагает, что ради получения более удобной суммы 100 очков (напоминаю, что Трионфи были карточной игрой, в которой брали взятки и подсчитывали очки) Глупость могла быть перенумерована с 11 на 0, а Ангел — с 14 на 20. Так и получилась типичная для того времени колода  Трионфи с четырьмя обычными мастями и одной философски-назидательной. В каждой масти — по 14 карт.
Но это, напоминаю, всего лишь теория. И даже у ее автора нет пока четких соображений по поводу того, как происходило дополнение набора козырей хотя бы до 20 карт.

Откуда взялись картинки на козырях «Висконти — Сфорца»?

Действительно: почему именно такие фигуры выбраны для козырей-трионфи карточной игры? Итальянское слово трионфи — это видоизмененные латинские «триумфы». Каждая карта — это триумф какого-либо понятия. В Древнем Риме триумфом называлось торжественное возвращение в столицу победоносного полководца — на колеснице, в сопровождении войска, оркестра, пленных и трофеев. Карнавальные шествия (а также крестные ходы и, кстати, праздничные демонстрации и парады в тоталитарных государствах) — это тоже своего рода «триумфы», только в роли триумфаторов выступают не военачальники, а аллегорические карнавальные персонажи, статуи или иконы святых и образы тоталитарных мифологий. Последовательность козырей Тарокки, скорее всего, как раз и является именно «триумфальным шествием» неких религиозных, философских или политических аллегорий. Франческо Петрарка, итальянский поэт XIV века, образованнейший человек и друг семьи Висконти, в течение восемнадцати лет начиная с 1356 года работал над поэмой «Триумфы», в которой он решил изложить свои религиозно-философские воззрения. Шесть аллегорических триумфов, шествующих в поэме перед Петраркой, соответствуют шести состояниям человеческой души. Это Любовь, Целомудрие, Смерть, Слава, Время и Вечность. Хотя не все триумфы Петрарки имеют прямые аналоги в козырях Тарокки, сходство между двумя наборами аллегорий не подлежит сомнению. Купидон в триумфе Любви может быть источником карты Влюбленные, скелет с косой в триумфе Смерти — карты Смерть, а старик на костылях и с песочными часами в триумфе Времени очень напоминает Отшельника в колоде ПМБ.
Триумф Смерти, иллюстрация к поэме Петрарки.
Многие образы Старших Арканов Таро можно встретить в европейском христианском изобразительном искусстве средневековья и эпохи Возрождения. Это Папа, Император, Ангел (сцена «Страшного Суда»), Дьявол, Смерть, Звезда, Солнце, Луна, Колесо Фортуны и, конечно, кардинальные  добродетели: Справедливость, Сила, Умеренность (см. о них нашу статью в предыдущем выпуске журнала «Хроники Таро»). Существуют довольно близкие аналоги Дурака, Фокусника, Башни. Ничего принципиально нового ни в одной из картин козырей староитальянских Тарокки нет. Принципиально новые сюжеты появятся позже, в «протомарсельском» Таро. Но это уже совсем другая история.
Дурак из колоды ПМБ и аллегорическое изображение порока Глупости на фреске Джотто ди Бондони (ок. 1305 г.). Та же дубина, те же лохмотья, та же корона из перьев.